Однажды я косил двор, и прошел к заднему двору. Люди приходят и уходят – а мне даже не удается выкосить двор. И я снял рубашку. Дело было летом. Я позабыл о большом гнезде шершней (не знаю, знаете ли вы, есть ли они здесь, на севере, или нет), что висело в углу. И, сняв рубашку, задел тот забор. В течение секунды я весь был покрыт шершнями. Никогда не испытывайте ненависти. Любите. Любовь – то, что побеждает. И вместо того чтобы попытаться возненавидеть этих шершней… И все они жужжали надо мной. Двое из них тебя убьют, один из них собьет тебя, поставив на колени. Конечно. На тебе их трое или четверо – ты умрешь. А я был покрыт ими, не имея на себе даже рубашки. Вместо того чтобы возненавидеть этих шершней, я любил этих маленьких приятелей. Это звучит по-детски, но это истина.
И я сказал: «Маленькие Божьи творения, я сожалею, что потревожил вас. Это ваш дом. Но я слуга Божий, и я молюсь за Его больных детей, и многие из них ожидают. У меня нет времени играться с вами. Быстренько бегом прямо в гнездо во Имя Иисуса и оставьте меня в покое. Я вас больше не потревожу».
И Бог, мой вечный Судья, знает, что они образовали круг и направились прямиком обратно в свое гнездо. Любовь.

У меня было это в Африке. Стояли там, стояли знахари и бросали вызов. Ты никогда там не сделаешь заявление, если не знаешь, о чем говоришь. Пьют кровь из человеческого черепа и режут себя и тому подобное. И стоят там и бросают вызов. И произносишь Имя Господа Иисуса и видишь, как они падают ниц на землю. Это верно. Видишь, как они входят, стоят, пытаются меня загипнотизировать. И пошел туда, он пытался заставить меня лаять подобно псу, и стоял там, пытаясь сделать нечто подобное. Я почувствовал тот странный дух, будучи под помазанием. Я оглянулся. Я сказал: «Ты, дитя дьявола. Зачем ты это делаешь?» Я сказал: «Ты проклят. Ты не сойдешь со своего сиденья во Имя Иисуса Христа для славы Божьей». И его парализовало, сидел там, на сиденье, и его вынесли наружу. Видите?
Вы должны следить за тем, что делаете. Вы больше не играете в церковь. Это верно.

И, расположившись на крыльце, разговаривая, в десять часов дня я случайно заметил, как на дороге появился, приближаясь, опоссум. Полагаю, что здесь они у вас есть. У вас они действительно здесь есть, в этом штате. Так вот, всякий, кто знаком с охраной природы, знает, что опоссум днем слеп. Они рыскают ночью. А здесь было десять часов, приближается, вот так волоча ногу. Он миновал примерно три или четыре дома, идя из леса в мою сторону, прямиком к началу переулка. И только у меня был забор, но он подошел к моим воротам, повернул, стал подходить. Я сказал: «У того опоссума бешенство. Вот в чем дело. Он сошел с ума». И вот, там лежали старые садовые грабли. Мистер Вуд находился там, там же присутствовала миссис Вуд; стоял, разговаривая со мной, молочник, мистер Гилмор, мой друг, эти два парня. Все они сидели там, разговаривая. А я их учил.
Молоденькая цветная девушка днем прежде родила ребенка, и взяла его, и завернула его, и задушила его до смерти, и бросила его в реку, вот так. И мы разговаривали о том, какое сердце было у этой девушки.
И вот я вышел туда, и взял грабли, и накрыл ими опоссума. И обычно они делают то, что вы называете «играющимся опоссумом». Они просто ложатся и скалят зубы. Вместо этого она продолжала извиваться. Ее всю покрывали мухи, и повсюду на ней были личинки, а ее лапа была вытянута назад, просто совсем распухла. Ее или сбила машина, или схватили и погрызли собаки.
Я сказал: «Ох, ей больно». И я случайно заметил, что она пыталась подняться. И именно тогда я обратил внимание, что у нее было девять голеньких малюток, примерно таких, маленьких малышей-опоссумов. И я сказал: «Она больше мать, чем та девушка, хоть она и бессловесное животное». Я сказал: «Ей не осталось, возможно, и получаса жизни, но она потратит эти полчаса на сражение, чтобы защитить этих малышей». Я сказал: «В том опоссуме больше морали, чем в той девушке». Это верно. И я учил парней, отталкиваясь от этого.
И просто, как только я поднял грабли, она сразу же во всю прыть сорвалась с места, и отправилась прямо к моему порогу, прямо к моему порогу, где вы поднимаетесь, и улеглась там, и затихла в изнеможении.
Я подошел и пнул ее, а она не пошевелилась. Малыши пытались сосать из нее молоко. Сказали: «Она мертва».
Я сказал: «Не знаю. Не думаю, что она мертва». И я снова пнул ее. Вы могли бы увидеть только легкий оскал на мордочке, знаете ли, вот такой. И я снова пнул ее.

Она лежала под тем жарким знойным солнцем всю вторую половину дня.
На земле была роса, и она там лежала. Я сказал: «Полагаю, она отошла». Я пнул ее несколько раз и вот так пошевелил ее ногой. И та нога вот так лежала сзади, и повсюду на ней зеленые мухи и так далее. Я сказал: «Ужас, ужас».
Моя маленькая девочка, Ревекка, та, которая только-только начала видеть видения, примерно такого роста. Она вышла на улицу. И она сказала: «Папочка, что ты собираешься делать с тем опоссумом?»
И я сказал: «Сладкая, я не знаю».
И она сказала: «Ох, та бедненькая мать, пытается жить ради этих малышей. Почему…»
Я сказал: «Да, сладкая, это прискорбно».
Спросила: «Она мертва?»
И я сказал: «Нет, она не мертва. Я по-прежнему полагаю, что в ней есть жизнь, потому что если ты повнимательней понаблюдаешь, то сможешь увидеть, что время от времени ее бок дрожит там, где она хватает воздух, как-то так. Никакого движения, кроме как сбоку». И вот я сказал: «Полагаю, что она все еще жива». Я сказал: «Сладкая, тебе лучше вернуться в кроватку. Тебе слишком рано вставать».
И я вошел и уселся в комнате. И я сидел там вот так и чесал голову. И я сказал: «Ну, я не знаю, что делать».

И Голос проговорил ко мне. Я не знаю, вам решать – верить ли этому, если захотите. Это ваше дело. Но Голос, слышимый Голос проговорил и сказал: «Она лежит у твоих ворот двадцать четыре часа, как леди, ожидая, когда к ней повернуться, чтобы за нее помолиться».
Я сказал: «Я этого не знал».
И сказал: «Так вот, она пришла туда, и она лежала, а ты все еще за нее не помолился. А она ждала и ждала».
Я сказал: «Ну, я не знал». Я подумал: « Я с собой разговариваю?» Я подумал: «Где тот Голос?»
И я вышел туда, где находился опоссум. Я сказал: «Дорогой Иисус, если Ты со Своей всемогущей силой, я знаю, что Ты печешься даже о воробье, который не может упасть на землю без того, чтобы Ты об этом не знал. А у этого опоссума даже нет души, это животное. И если Ты направил ту мать-опоссумиху сюда…»
И Он также сказал там: «Ты использовал ее вчера для служения и сказал, что она была настоящей матерью. И вот она желает жить ради своих малышей. А ты за нее не помолился».

И я сказал: «Боже, если это Ты говоришь, я прошу прощения за невежество Твоего слуги. Я не знал, что опоссум лежал там для этого». Я сказал: «Господь, я молю тогда во Имя Иисуса, Отец, чтобы Ты вернул опоссумихе жизнь». И не успел я это сказать, и вот истина, та опоссумиха поднялась и посмотрела на меня, собрала своих малышей обратно в свою… Опоссум и кенгуру – единственные двое животных, у которых есть сумка, где они носят свой молодняк. Собрала своих опоссумов, вышла туда так же хорошо, как мог бы ходить любой опоссум, повернулась ко мне, как бы говоря: «Спасибо, сэр». Она пошагала прямо по дороге, как раз в сторону леса, счастливая, чтобы жить со своими малышами.

Уилльям Бранхам, проповедь "Внутренняя завеса"
https://branham.ru.com/sermons/56-0121